Слепень вовремя пришёл Петру на подмогу. Вместе они отчаянно сдерживали очередной, последний уже, по всей видимости натиск, дожидаясь пока вынесут в город раненых и поднимут наверх оружие с припасами, а потом поднялись на средний ярус и сами. Теперь защитники башни могли сообщаться с городом только с помощью верёвок и приставных лестниц и только вдоль узких опор внутренней стороны ворот.
Поражение становилось делом времени. Юрий уже привёл своих ветеранов, облачённых в такие же ветхие, как и они сами, кольчуги, остроконечные шлемы, вооружённых длинными копьями и старинными в рост человека щитами. Без спешки, суеты и криков, князь выставлял за воротами плотный строй, собираясь встретить конницу Фёдора и дать свой последний бой, потому что на успех при нынешних обстоятельствах рассчитывать не приходилось.
Но пока ворота держались. Владея средним ярусом, защитники могли, в крайнем случае, обрушить на врага самою башню. И Фёдор, понимая это, не спешил бросать конницу, а дожидался полной победы.
***
Враги перебирались на башню с обеих соседних стен, пытались пробиться наверх с нижнего яруса. Все переходы и лестницы были завалены трупами, но противник, несмотря на потери, шаг за шагом теснил защитников к верхней площадке. Биться всем сразу на узких проходах стало затруднительно. Слепень, поэтому, часто менял людей, давая то одним, то другим возможность передохнуть. Но воинов оставалось всё меньше, а воеводе не хотелось снимать с верхней площадки лучников из ополчения – толку от них с клинками всё одно получилось бы чуть, – и в дело всё чаще вступали молодые князья.
Пётр и Борис, наконец, встретились и сражались плечом к плечу, как мечтали совсем недавно в ночных разговорах, вот только сил, чтобы переброситься хотя бы словом у них не осталось. Они лишь улыбнулись друг другу при встрече.
Упоение боем давно прошло, наступила усталость. У Бориса понемногу слабела рука, пальцы становились непослушными и грозили разжаться, выпустить меч, а перед глазами от напряжения кружились вперемешку тёмные и светлые пятна. Он уже подумывал сменить руку, хотя левой действовал неумело, когда, наконец, пришла смена. Сам Слепень, двое суздальцев и Боюн вступили в бой, а молодые князья с Румянцем поднялись, помогая друг другу, на верхнюю площадку, там и улеглись, где попало, стараясь, однако, держаться подальше от края.
Повсюду лежали раненые и убитые, причём отделить первых от вторых получалось с большим трудом, так как площадка всё время сотрясалась от ударов топоров и барана по створкам ворот, от рывков, от беготни людей и мёртвые шевелились наравне с живыми, а живые, потеряв от боли сознание, давно перестали стонать.
К этому времени один из суздальцев погиб, а Тимофея подстрелили, причём серьёзно, и он лежал теперь среди мёртвых и раненых. Про остальных своих людей Борис ничего толком не знал, сражение и частые приказы воеводы разделили земляков, и кто-то наверное сражался на других участках, а может уже и погиб.
– Чёрт возьми! – ругнулся Борис, переведя дух. – Лезут и лезут, что твои вурды. Долго нам так не продержаться. Нужно в ответ ударить! Вылазку сделать.
– Нечем ударить, – сказал Пётр. – Сам же видел, какие у нас силы. Ворота бы удержать. А если не удержать, то обрушить им на головы. Всё время выиграем.
Неожиданно подал голос Тимофей. Говорил он тихо, почти шёпотом, так что Борису пришлось наклониться, чтобы расслышать. Несмотря на раны, слабым его голос не был. В нём содержалось столько твёрдости, сколько мог себе позволить простой воин в разговоре с князем.
– Тебе, князь, и вовсе здесь быть не следует, – сказал Тимофей. – Это не твоя война. Константин Васильевич тебя с посольством посылал, а не в помощь. Так, что лучше бы тебе в палаты вернуться. Тебя Фёдор тронуть не посмеет, даже если прорвётся.
– Я отсиживаться за чужими спинами не стану, – возмутился Борис. – И ждать врага сложа руки не собираюсь.
Тимофей попытался сесть повыше и скривился, подтягивая непослушное тело.
– Об отце подумай, – сказал он. – Об отце и о деле. О себе не думаешь – это понятно, это достойно сына Константина. Ты настоящий воин, князь. Но ты и князь, а не только воин. Нельзя тебе погибать. Сейчас в особенности нельзя.
– Ну, это ты брось, – отмахнулся Борис. – Я погибать погожу. А что до дела, то оно только выиграет, если мы вместе сражаться будем. Кровь скрепляет братство больше чем любые слова, чернила и печати на договоре.
– Вот именно что кровь, – Тимофей поморщился. – Я тебя не смогу прикрыть. Шевельнуться больно. Но ты и сам думать должен.
Тут на площадку поднялся Слепень и прервал неприятный для Бориса разговор. Правда и причина оказалась не более приятной. Воевода срочно поднял всех, способных ещё сражаться, и повёл отражать серьёзный прорыв врага на среднем ярусе.
Они ударили слаженно, яростно, понимая, что только быстрым натиском смогут восстановить положение, так как на длительный бой сил уже не осталось. И они справились, выбили врага с яруса, но это стало их последним успехом. Уже через четверть часа противник подбросил сюда свежие силы, а Слепню бросать было уже нечего и они постепенно отступили обратно на верхнюю площадку.
Последние защитники ворот оказались отрезаны и от города, и от сражающихся на стенах отрядов. Они больше не могли помешать ордынцам открыть ворота, и судьба города повисла на волоске.
Ворота медленно приоткрывались, задерживаемые лишь трупами людей и обломками, наваленными подле створ. И в ставке восставшего князя началось оживление. Люди садились на коней, сбивались в лаву, готовые рвануть вперёд, как только откроется путь и ворваться в город. И тогда городу конец. Враг мгновенно сметёт уличное сопротивление. Сметёт и небольшой конный полк Павла и ветеранов Юрия. И никто не будет способен задержать неприятеля хотя бы на мгновение, достаточное для бегства княжеской семьи и бояр. Но, правда, те вовсе и не помышляли о бегстве, они готовились к смерти.
Горстке защитников оставалось только обрушить башню, и погибнуть с ней вместе, и тем самым отсрочить неизбежный конец ровно настолько, сколько понадобится врагу, чтобы растащить завал.
Они сидели на площадке, так стоять не было уже сил, и смотрели друг на друга то ли прощаясь, то ли одалживая смелости.
– Дай мне саблю, князь, – неожиданно попросил Бориса Боюн.
– Тебе мало твоей?
– Мне нужны две.
– Что в них проку теперь?
– Дай, – повторил Боюн.
Борис протянул оружие. Ополченец поднялся на ноги и принял княжеский клинок, так как принимают помощь в бою, без излишнего почтения, как должное, но и без пренебрежения. Затем он подержал в разных руках обе сабли – собственную и княжескую, словно взвешивая, какая из них тяжелей, а потом неожиданно для товарищей вдруг сиганул через край площадки.
Высоты хватило бы с лихвой, чтобы разбиться в лепёшку, но сперва ополченца принял скат, а затем заваленное набок перекрытие смягчило удар, прогнулось и опустило человека к самой земле, словно божьи ладони.
Как раз в это мгновение створы поддались, развалились на куски и враги хлынули под башню. Толпа ворвалась и наткнулась на одинокого воина.
С верхней площадки было плохо видно, что происходит под самыми воротами. Сквозь щели настила, сквозь проломы нижних перекрытий они видели мельтешение вражеских клинков и сабель Боюна, скупые расчётливые движения ополченца, и внезапные разящие удары, каждый из которых настигал врага.
Пётр потянулся к толстой жерди, заклиненной под одним из углов.
– Не надо пока обваливать ворота, – предостерёг его Слепень. – Парень держит врага.
– Ненадолго, – бросил Жёлудь
– Сколько сможет, – сказал воевода. – А там…
Но прошло время, а Боюн всё держался и держался, выкрадывая у смерти мгновение за мгновением. И не просто держался, но усмирял вражеский натиск. Те из врагов, что перебирались прежним путём, через развалины нижнего яруса, натыкались на сомкнутый строй ветеранов, среди которых в таком же ветхом облачении стоял Юрий Ярославич. Лезть поодиночке на копья никто не решился, и они пытались открыть путь товарищам, напав на ополченца со спины.
Боюн бился в окружении. Но не сдавался и не падал. И даже будучи окружённым, он не оборонялся, а наступал, но его сносило понемногу назад подобно тому, как сносит пловца сильное течение.
– Нет, ну каков молодец! – не сдержался от похвалы Жёлудь.
– Может помочь ему? – спросил Борис, заглядывая через край и прикидывая высоту.
– Нет. – Слепень покачал головой. – Думаю, ты будешь только мешать.
